И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ

Уже давно, еще на рабфаке, она приметила этого красавца, да, и он тоже тогда поглядывал на нее. Через некоторое время Нурахмет прислал сватов, и молодые поженились, эту любовь им удалось пронести через всю жизнь.

Выйдя замуж, они с мужем пытались найти Райсу, но тщетно, детский дом не выдал им никакой информации о ней. Пережив это горе, она находила утешение в своей семье. До последних своих дней дедушка писал ей стихи, а она детям и внукам посвящала свои песни. Рядом с ними было тепло всем, от них исходил мощный поток доброты и любви.

Я еще девочкой, наблюдая за ними, мечтала встретить такого же мужчину, как дед, и стать такой же бабушкой, как моя аже Кукен. Сейчас это смешно вспоминать, нормальные девочки мечтают стать принцессами, некоторые – сразу королевами, а я хотела быть счастливой старушкой, наверное, не было в природе другой такой же, мягко говоря, странной девочки.

Скрывая от всех и даже от близких людей свое знатное происхождение, она не могла быть незаметной в толпе, осанка, манера говорить, стиль речи выдавали ее с «потрохами». Жизнь свела ее навсегда с одной девушкой, с которой они дружили всю жизнь, у нее было очень редкое имя – Дора. Черноволосая статная красавица была женой директора совхоза Пронского Максима Михайловича, а мой дедушка работал секретарем партийной организации.

Две подружки работали вместе в магазине, Дора Ивановна была директором, а бабушка продавцом. Спустя годы, это дружба передавалась следующим поколениям, и теперь мы с Пронскими считаем друг друга не просто друзьями, а родными людьми. Дора Ивановна была немкой, а Максим Михайлович имел польские корни, с бабы Доры и ее сестры Эрны началась моя любовь и глубокое уважение к немцам, к немецкому языку и немецкой культуре.

Моя бабушка Кукен и бабушка Дора тянулись друг к другу. То, что роднило эти две души стало понятным только по прошествии многих лет, когда уже не было в живых двух подруг.

Незадолго до своей смерти баба Дора спросила у меня: «Кто по происхождению была Кукен?». Я рассказала ей о своем предке Дербысалы, «Почетном дворянине Российской Империи», о том, что пришлось пережить ее семье. Внимательно выслушав эту историю, Дора Ивановна пошла заниматься своими делами. Я поняла, что она тоже что-то скрывает, и у нее есть своя непростая история. Тогда Дора Ивановна так и не решилась мне рассказать о своей семье, о ней я узнаю от ее внучки Натальи.

Ее отец был из прибалтийских немцев, звали его барон Иоганн фон Циглер, мать – польская княжна Франческа Корбут – Воронецкая, а настоящее имя моей бабы Доры было Феодора Иогановна Циглер. Самое грустное, что баба Дора и сама в молодости ничего не знала о своих корнях. Ее матери удалось после ареста мужа в 30-е годы изменить свое имя и фамилию, Елене Воронецкой было легче потеряться с пятью детьми в Советском Союзе от «всевидящего ока» НКВД, а потом КГБ. Уже когда бабе Лене было 90 лет и дочери нашли документы семьи, они задали вопрос: помнит ли она, что является польской княжной Франческой. Баба Лена посмотрела испуганно и отрицательно замотала головой. Господи, сколько же пришлось пережить несчастной женщине, если даже перед смертью своим родным дочерям боялась сказать правду.

В одном маленьком уральском селе судьбой было определено встретиться двум моим дворянкам, моим принцессам. Там они доили коров, растили телят, овец, кур, гусей, сажали огород. Две милые аристократические особы пекли очень даже пролетарские пирожки со щавелем, пасленом, капустой.

В годы Великой Отечественной войны мой дедушка Нурахмет руководил районом. Он был инвалидом детства и не был годен к воинской службе, но добросовестно трудился в тылу. Нурахмет был очень грамотным человеком, имел организаторские способности, за это ему и доверили столь высокий пост. Будучи человеком предельно честным, он отправил отчет по заготовке кормов на зиму с реальными показателями, у других они были выше. Да, и как они могут быть больше, если район был территорией рискованного земледелия, полупустыня не могла родить столько же зерна, сколько черноземная почва.

Дедушку вызвали на бюро Обкома. «Нурахмет Култаевич, Вы заготовили кормов меньше всех, это – преступление! В условиях военного времени, Вы подрываете боеспособность армии, так поступают только враги народа! Мы призовем Вас к ответу за это!» – кричал на бюро первый секретарь Обкома партии. Когда он выговорился и сел на свое место, поднялся руководитель одного из передовых районов области Гаязов Насибулла и сказал: «Легче всего сейчас заклеймить человека и расстрелять, но кто тогда возглавит этот район? У нас мало грамотных кадров осталось на селе, все ушли на фронт. Я предлагаю, Нурахмета Култаевича оставить пока на своем месте, пусть „выведет“ поголовье из зимы без потерь, а весной, по результатам, и спросим с него!» Члены Обкома и руководители других районов поддержали коллегу и дали моему дедушке шанс на жизнь. Когда он приехал из Оренбурга, они с бабушкой поняли, что если бы в области узнали о дворянском происхождении его жены, этого шанса у него могло не быть. За ту зиму они впервые узнали, что значит, каждый день проживать как последний.

Дедушка на санях лично объезжал каждое хозяйство и следил за расходованием кормов, состоянием животных. Однажды, он задержался в дальних селах и заполночь возвращался домой. Он решил сократить путь, развернув сани на ледяную гладь реки Орь. Был уже конец марта и морозы ослабили свою силу. Лед под санями затрещал, Нурахмет поторопил лошадь плетью, она рванулась к другому берегу. Под полозьями саней появилась паутина трещин, которая стала расти, и разрываться, сани провалились и затягивали за собой лошадь. Из полыньи дедушка выбрался один. Промокший до нитки, он дошел до ближайшего села. Чудом мой дедушка за одну зиму второй раз ушел от смерти. Бабушка не уставала благодарить Всевышнего за его спасение.

Он никогда не забывал, как другу не удалось в тот год избежать смерти, его арестовали из-за доноса, кто-то писал в нем, что Сергали вел «антисоветские разговоры». Это случилось накануне войны… После работы пятеро близких друзей задержались в одном из кабинетов райкома. Они обсуждали международное положение, рассказывали какие-то байки, анекдоты, попив холодного чайку, разошлись по домам.

Утром он узнал, что среди ночи «черный воронок» приехал и забрал его близкого друга Сергали Бермухамедова, который и сам был чекистом. На руках его жены Марьям остались дочь Нуржамал, сын Атымтай, младшие братья мужа Магзум, Сапаргали и престарелый дядя Бейсембай, у которого, кроме племянника, никого не было.

Умная женщина сразу сообразила, что могут быть преследования и в отношении нее. Она работала редактором районной газеты. И тогда дети и немощный старик останутся одни. Что станет с ними?

В эту же ночь она снарядила сани и увезла свою семью сначала в Костанай, к родственникам, а потом в Алма-Ату. Для всех в районе стало загадкой, куда за ночь подевалась семья Бермухамедова. Никто не знал, что произошло с ними. У Нурахмета в голове крутились сразу несколько вопросов: «Что с семьей Сергали? Куда уехала Марьям? Кто на него донес, ведь за чаем никого чужого не было, все свои, и крамольного никто не говорил? Кого теперь опасаться?»

В ту ночь в доме Бермухамедовых бушевали страсти. Сердце Марьям разрывалось от горя, когда чекисты увозили Сергали. Но что могла сделать женщина? Старый беспомощный Бейсембай рыдал в голос, но тоже ничего не мог изменить. Суровые чекисты, коллеги Сергали, сказали, что арестовывают «врага народа». «Ну, какой же он враг?» – спрашивала она у коллег своего мужа. Они не ответили ей, просто выполняли свое дело.

Шутник, балагур, разве он мог замыслить что-то недоброе? Он был открытым человеком, жена знала все его мысли, не было в них злого умысла. Кто-то донес на него, наговорил. Зачем? За что? Кому он перешел дорогу? Кто захотел разорить их уютное гнездышко чужими руками? Эта сильная женщина не находила на них ответа. «Опускать руки – нельзя! Нужно уезжать немедленно!» – скомандовала она себе и пошла готовить сани.

Вернув себе девичью фамилию Хакимжанова, она начала новую жизнь, ради своих детей, ради близких своего мужа, для которых она стала главой семьи.

Добравшись до Алма-Аты, Марьям сначала стала научным сотрудником Института языкознания и литературы, потом редактором газеты, там проявился ее творческий талант поэтессы.

В годы Великой Отечественной войны стихи Марьям Хакимжановой публикуются на страницах фронтовых и республиканских газет, журналов. Именно, благодаря стихам мои дедушка и бабушка нашли ее через много лет. Прочитав проникновенные стихи о женской судьбе и ее фамилию под ними в одном журнале, они обрадовались, что она жива, что живы дети. Словно для них со страницы журнала «Женщины Казахстана», подруга рассказывала о своей любви, о своей доле, о своей боли: